Jukka Mallinen muistelee Radio Svobodassa Annaa

Toimittaja Andrei Babitskij Prahasta haastatteli 3. lokakuuta ohjelmassa Vremja i mir kahta pohjoismaista Anna Politkovskajan kääntäjää, Jukka Mallista ja göteborgilaista Johan Öbergia. Kuulin Svobodan moskovalaiselta toimittajalta Oleg Panfilovilta, että Babitskij oli ylistänyt hänelle Jukan muisteluja viisaimmiksi Annasta nyt vuosipäivän yhteydessä kuulluista. Haastattelu on kuultavissa tästä.
Tässä Svobodan sivuilta teksti venäjäksi:

Мир вспоминает журналиста Анну Политковскую. Рассказывают переводчики книг Анны

Ирина Лагунина
3.10.07

Ирина Лагунина: Эта неделя в западном мире проходит под знаком Анны Политковской. За год с ее смерти около десятка стран провели чтения ее книг «Русский дневник», «Путинская Россия», «Вторая чеченская». В России уже после ее смерти из ее рукописей и публикаций была собрана книга «За что».

Книги Анны Политковской разошлись большими тиражами в Скандинавии. Финский и шведский переводчики Анны вспоминают о своих встречах с ней и оценивают творчество журналистки. С ними разговаривал Андрей Бабицкий.



Андрей Бабицкий: Юкко Маллинен, финский переводчик Анны: она не была однозначным человеком, сведенным одной судорогой, придавленной одной болью. Нет, она была нормальной.



Юкко Маллинен: Она была человеком, на мой взгляд, не сентиментальным, она была человек с юмором, с иронией. Тематика ее была действительно тяжелая. В общении, мы выступали вместе с ней в Финляндии, то есть она выступает, я перевожу, после этого мы старались повеселиться, рассказать себе какие-то веселые вещи. В жизни действительно она старалась относиться к этим вещам не сентиментально, а с иронией, с черным юмором.



Андрей Бабицкий: Юкко Маллинен помнит о претензиях, которые Анне Политковской предъявляли коллеги, дескать, ее статьи и книги чрезмерно экспрессивны, эмоциональны и это искажает параметры реальности.



Юкко Маллинен: Я очень твердо считаю, что эмоции были на уровне. Я случайно сам оказался в Чечне четыре года назад - это была такая экскурсия для западных журналистов и впечатления очень тяжелые. Так что, я считаю, что эмоции ее были ничто по сравнению с тем, что она видела своими глазами и что ей рассказали. Я думаю, что она меру знала очень хорошо. Если ее упрекают в излишней эмоциональности, я думаю, что люди просто в свою душу не пускали, полностью не встречали тот ужас, который она встречала. Они просто закрывают глаза, закрывают уши от того, что было на самом деле. Такая позиция кажется мне немножко ханжеством.

Андрей Бабицкий: Похожие обвинения, что взгляд Анны Политковской на чеченскую войну – это взгляд женский, затуманенный слезами, приходилось слышать и шведскому переводчику Юхану Обергу.



Юхан Оберг: В России любят критиковать женщин, а здесь мы позитивисты на Западе. Не все данные были всегда доказаны или источники были не совсем ясные. Вот эта чисто механическая сторона журналистики ее меньше интересовала, она занималась синтезами, против несправедливости и так далее. Внушала скорее всего уважение, а среди некоторых профессиональных журналистов, которые воспитан в духе английской или американской журналистики, они боялись выражаться по поводу ее книг. Они не совсем поняли условия журналистской работы в России. Русский журналист - это человек, который рассказывает что-то. Литературная сторона довольно важная и в наши дни. А здесь позитивизм преобладает. Была маленькая проблема иногда в переводе ее статей. Люди поняли ее ангажированность, правдивость общих выводов преобладала. Мне кажется, что такой тип журналистики очень нужен - журналист как ангажированный свидетель, в середине событий. Этой литературной стороны не хватает в нашей журналистике. По-моему, она была полезной в этом отношении.

Андрей Бабицкий: К Западу у Анны было множество претензий, говорит финн Юкко Маллинен. Анна считала, что Европа не делает ничего, чтобы остановить убийства людей в России. Но она все равно умела находить друзей и причины радоваться жизни.



Юкко Маллинен: Я помню, она была первый раз в Финляндии, это было через два месяца после «Норд-Оста», и финская «Амнести» устроила выступления перед финскими школьниками. Это было в большом кинотеатре, там было 700 подростков. Анна говорила, что несовершеннолетние школьники могут быть очень сложными. Она была удивлена тем, что все слушали серьезно, внимательно, возникали вопросы. Особенно молодые девушки спрашивали, что мы можем сделать, чтобы остановить эти ужасные вещи. После этого выступления Анна была немножко тронута. Она говорила, что здесь немножко проще, потому что на Западе люди ничего не понимают, с трудом представляют. Она говорила, что в Финляндии люди лучше понимают, у нас есть общая история с Россией, есть какой-то инстинкт. В Финляндии ни простые люди, ни журналисты не задавали ей такие глупые, совершенно наивные вопросы, с которыми она часто сталкивалась на Западе. Так что она действительно говорила, что когда она приезжала в Финляндию, у нее просто нервы отдыхали.

Андрей Бабицкий: Несмотря на взрывной характер, жесткость в оценках, Аня умела находить язык с любой аудиторией, даже, самой необычной говорит швед Юхан Оберг.



Юхан Оберг: Я помню, как несколько лет назад она была здесь во время книжной ярмарки. И она выступала перед школьниками одной из школ. С таким обаянием, которого нет у шведского учителя. Она могла как-то заколдовать этих учеников. Это были гимназисты, будущие строители автомашин на заводе «Вольво», не только интеллигенция. Такой интересный разговор состоялся об их жизни в Швеции и об этой страшной войне. У нее были удивительные способности контактировать с людьми. Это первое условие успешной журналистской работы. И не только это умение контактировать, но и особая гордость. И в этом какой-то для меня русский характер.



Андрей Бабицкий: Прозу Политковской было непросто переводить, говорит Юкко Маллинен. Не только из-за стилистики, но и потому что ее картина мира имела свои очень определенные приоритеты, предпочтения, жесткие грани.



Юкко Маллинен: У нее были какие-то индивидуальные черты стиля. Действительно, часто связанные с ее эмоциями и так далее. Иногда приходилось немножко округлять, немножко стандартизировать ее язык. Кроме того у нее была иногда острая ирония. Я старался сохранить эту иронию в финском переводе, а с редакторами были дискуссии, потому что они говорят, что это непонятно финскому читателю. Так что я ее особенности старался сохранить. Но совместная работа была, что к первому своему изданию написала предисловие. Я по телефону диктовал ей темы или вопросы, на основе совместного плана она быстро, за пару часов написала мне предисловие. Ее книги пользуются популярностью, особенно последняя книга под названием «Русский дневник». Сейчас, по-моему, пятое или четвертое место в списке бестселлеров. Конечно, читать такие вещи тяжело. Но как-то финны интересуются Россией, это все-таки наш сосед и все, что происходит в России - это не только интересно, это жизненно важно. Нам, конечно, интересно узнать не легенды и пропаганду, а правду. И Анна Политковская, особенно женщины ее любят, не то, что мужчины были против нее, но у нее подход гуманный, женский. Вы читали ее книги, она всегда защищает женщин, детей, стариков. То есть мужчины-грубияны воюют, склонны к насилию, а женщины стараются сохранить нормальную жизнь, сохранить детей, семью. Если там возникают герои-женщины - это как-то близко сегодняшнему нашему обществу. Поэтому Анна стала в Финляндии нашей героиней.

Андрей Бабицкий: Юхан Оберг считает характерной чертой русской журналистики ее неизменный и обязательный культурный контекст, богатство литературных аллюзий. Это было в высшей степени свойственно Анне Политковской.



Юхан Оберг: Человек образованный и начитанный, которая могла пользоваться своей культурой, когда работала журналисткой. Какая-то глубина была в ней и гордость. Это, конечно, отличает хорошую русскую журналистику от хорошей шведской или западной журналистики - культурное богатство.

Андрей Бабицкий: Что вы почувствовали, когда узнали о смерти Анны, спросил я Юкко Маллинена.

Юкко Маллинен: Самое ужасное было, что я не был так сильно удивлен. Мы всегда говорили и думали, что невозможно. А когда новость пришла, к сожалению, мы думали, что так и есть в Москве сегодня. Конечно, она сама была к этому готова. Если занимаешься такими делами, ты должен предварительно определиться с богом и верой и так далее - это все мы прекрасно знали. Так что действительно все это очень грустно, но сегодня грустно смотреть на мир вообще.